Ольга Ружникова. Изгнанники Эвитана.

Часть вторая.
Узники.

Глава первая.
Аббатство святой Амалии – Квирина, Сантэя.
Конец месяца Рождения Осени – начало месяца Сердце Осени.

Подушка… Тяжелая перьевая подушка давит на голову, заслоняет воздух! А чёрно-багровая тьма перед глазами не дает вырваться из последнего сна, переходящего в ничто…
Ирию душат, и она слишком поздно проснулась! Слишком поздно, чтобы выжить! Руки уже ослабели – им не разжать чужую стальную хватку на горле!..
…Рывок! Горло жжет огонь Бездны, а сквозь пелену мутной воды - ничего не видно!  Дно – там… значит, воздух – в другой стороне! Только бы успеть - до обрывающего жизнь мгновения, когда багровая пустота окончательно заволочет глаза, а легкие лопнут!..
Ирия рвется вперед, вверх… но убийственная толща воды бесконечна! Ири опять перепутала направление - спасительного света и воздуха впереди  н е т. И ей уже не успеть!.. Мир расплывается на черные круги - здравствуй, Бездна Вечного Льда и Пламени… или ничто, потому что в светлый Ирий грешницу не примут никогда!..
Как же здесь душно!..
Девушка, задыхаясь, открыла глаза.
Сон… И душащая подушка, и глубокая яма с водой – всего лишь ночной кошмар! А реальность – это духота. Точно не проснуться можно! И голову ломит как с перепою, хотя по-настоящему пьяной Ирия не была ни разу в жизни. Даже после того, как отец впервые назвал среднюю дочь своим проклятием…
Наспех завернувшись в одеяло – только в этой клоаке впору одновременно задохнуться и дуба дать от холода! – Ирия добрела до окна, на ощупь нашла ставень… И распахнула во всю ширь. А потом - прижалась лбом к холодящей ржавой решетке.
Воздух! Его можно глотать – сколько угодно!.. Подумаешь – до костей пробирает ночной ветер! С брызгами сонно моросящего дождя…
Теплую воду выгрызть удалось - хотя и куда меньше, чем Ирия надеялась… с учетом длины волос. Но вот полотенец узницам не положено, вода в этих стенах остывает моментально, а приносят ее вечером. И мокрые волосы не успевают высохнуть до самого утра… А значит - сырая и холодная погода месяца Рождения Осени и незастекленное окно диктуют свои условия. Например - приходится часто закрывать на ночь ставни.
Выбор между духотой и воспалением легких обычно делается в пользу первой. Если, конечно, она не совсем невыносима. Когда  (как сегодня!) задыхаясь, с тяжелой, больной головой просыпаешься среди ночи. И еле живая бредешь к спасительному окну…
Ладно – сейчас, а когда придет зима… Ирия Таррент, ты что предпочитаешь – замерзнуть или задохнуться?
Никому и в голову не пришло застеклить окно Башни Кающихся Грешниц. Стекло ведь дорого. Куда дороже одной или нескольких жизней каких-то там обреченных преступниц. Даже и сравнивать нечего! А для желающих выброситься в окно и разбиться о камни двора непреодолимой преградой послужит кованая решетка.
Ирия предпочитала думать, что до зимы обязательно выберется отсюда. Или до зимы следующего года! Дочь Эдварда Таррента непременно сбежит из этой западни! Не может быть, чтобы она провела здесь всю свою единственную жизнь!
Девушка знала, что сойдет с ума, если хотя бы допустит в рассудок леденящую в своей правдивости мысль: другие, запертые в этих каменных стенах, тоже точно знали, что обязательно выберутся! Но остались здесь навечно.
Нет! Этого просто не может быть! И не будет!!!..
На следующий вечер Ирия промедлила со ставней. В кои-то веки нет дождя – совсем. И слишком уж тоскливо опять на целую ночь оставаться наедине с подушками и водяными ямами! И в полной тьме… особенно с учетом склонности призраков кое-кого навещать. Лучше даже не представлять, сколько невинно убиенных замучено здесь. Ими, наверное, можно все кельи и камеры наполнить. По сотне на каждую.
Кстати, если всё-таки выбраться не удастся… да, если не удастся! – лучше стать призраком, чем совсем никем…
Небо расплылось… Ах да – это слёзы навернулись на глаза. И можно их не вытирать – всё равно никто не видит. Ирия Таррент теперь имеет право рыдать хоть с утра до ночи и с ночи до утра – это ничего не изменит. И никого не расстроит.
– Квирк, квирк, квирк!..
Узница, вздрогнув, бросила взгляд в окно. Вот так раз! Из-за ржавеющей решетки (увы, слишком медленно ржавеющей – выломать сил не хватит!) насмешливо смотрят два черных птичьих глаза. Крылатое чудо с огромным любопытством озирает готовую разреветься человечью девчонку. И наверняка не ценит собственное умение летать - как люди не замечают свободы, пока ее не лишатся.
А еще серо-черной пичуге незнакомой Ирии породы явно наплевать, графиня перед ней или крестьянка, а то и вовсе - нищенка. Впрочем, узница-то как раз беднее любой нищенки. У той хотя бы свобода есть!
Девушка поспешно вытерла слёзы - хотя кроме птахи-насмешницы никто плаксу и не видит. Что ж, птица - да с такими умными глазами! – это уже не "никто". Да и вообще… чем-то она похожа на лиарский родовой символ. Как костлявая девица Ирия - на первую красавицу Юга Карлотту. 
Уцепившись за решетку лапками, пернатая гостья требовательно постучала клювиком по наименее ржавому железному пруту...
– Эй, стриж – не стриж, у меня ничего нет! – огорчилась Ирия. – Если дождешься моего завтрашнего обедоужина – покрошу тебе хлеба. Потому что эту кашу ты точно есть не будешь. Я бы тоже не стала, но мне нужно беречь силы. Вдруг я когда-нибудь отсюда выберусь, – девушка кивнула на виднеющийся в серебристой дымке вечернего тумана недостижимый берег. – Близко свобода – а не взять. Знаешь, я каждый миг представляю, как плыву туда! И нечего смеяться – у меня, в отличие от некоторых, крыльев нет.
Гостья перестала стучать клювом и замерла, чуть наклонив головку. Будто в самом деле прислушивается. Что ж, вполне логично – раз Ирия решила поболтать с птицей, почему бы не поверить, что та еще и внимательный слушатель? И раз уж странный стриж более приветливый собеседник, чем родные мать и брат.
– Нет, тебе лучше не ждать. Улетай! Или они и тебя схватят. Ты знаешь, здесь не любят чужую свободу…
Птица, как померещилось Ирии, в отрицающем жесте качнула головой и вновь тихонько стукнула клювом в решетку...
– А может, мне подарить тебе что-нибудь? На память? Подарить?
Умные черные глаза требовательно взглянули на предложившую.
– Вот только что у меня есть? – Ирия с искренней тоской оглядела свой серый балахон, почему-то смеющий называться платьем.
В черных бусинах-глазах заблестела самая настоящая обида. И остатки затаенной надежды…
– Держи! – Ирия расстегнула замочек простеньких, еще детских бус – потому и не отобрали, что дешевые. Такими не подкупишь и нищего, не то что – леонардитов или амалианок.
Простые камешки выкрашены в рябиновый цвет. Можно издали решить, что и впрямь - ягоды. Не спутала бы птаха, не решила б склевать от бескормицы… Нет, эта не спутает!
Да и вообще – кто решил, что люди умнее зверей и птиц? Или лучше? Ланс не пережил смерти любимого хозяина, а жена и сын погибшего лорда вряд ли пролили хоть одну слезинку на двоих. Слишком были для этого заняты заметанием следов и переваливанием собственного преступления на кого-нибудь другого.
– Возьми! Бери-бери, кому мне еще теперь дарить, кроме тебя? – Ирия осторожно набросила рябиновую нитку на птичье тельце – туда, где шейка переходит в грудку. До чего же забавно получилось! За один только повод для улыбки крылатая гостья заслужила королевские дары, но ей встретилась пленница, а не королева.
Птаха почти ласково слегка клюнула Ирию в палец, вспорхнула и медленно полетела прочь. И уже в вышине на миг обернулась, пламенея "ожерельем"...
Обернулась? Нет, конечно. Померещилось. Бусы птица потеряет... ну и пусть. Кому они еще нужны? Разве что самой Ирии, так ее желания можно уже не учитывать...
Жаль, что живем не в сказке. Отправить бы сейчас такого вот стрижа в замок Таррент! И узнать, как там теперь обходится без сестры Эйда?.. Кто теперь успокаивает ее по ночам – Иден? И… нет, лучше не думать, что больше между Эйдой и монастырем не стоит никто! Всё равно ничего сделать сейчас нельзя, только растравишь себя бесполезной тревогой. А силы еще понадобятся – чтобы вырваться отсюда!
Ирия не стала в эту ночь закрывать ставни. Совсем. Слишком уж нестерпимо хочется хотя бы видеть свободу! Пусть даже  - сквозь ржавую решетку аббатства амалианок!

– Она с севера! Клянусь, она с нашего севера! – корнет Крис Триэнн вот-вот выломает массивную решетку – так крепко в нее вцепился.
По губам подполковника Анри Тенмара скользнула легкая улыбка - которой Крис, конечно же, не заметил. А Сержа Криделя так и потянуло за язык – спросить, давно ли север сделался для уроженца Ланцуа Криса "нашим"? Северян в этой камере вообще нет.
– Наша!.. Смотрите, у нее бусы!
– Корнет Триэнн, что за восторги?! – рявкнул ни дать ни взять серьезно лейтенант Конрад Эверрат. – Вы – боевой офицер или где?! Вы – в плену или как?!
Наблюдавшие за этой сценой другие "боевые офицеры" покатились со смеху.
– Да ну тебя, Кор! – отмахнулся Крис от кузена или, если быть точным - троюродного дяди. – Между прочим, там на самом деле птица в бусах из рябины! Вон на том дереве!..
– Точно! – Кор мигом занял свободное место у решетки. – У нее там, наверное, гнездо… Вот пошутил кто-то!
Через пару мгновений уже с десяток "боевых офицеров", столпившись у окна, вовсю разглядывали разукрашенную птаху.
– Может, сама стащила? Они и зацепились нечаянно… – один Кевин настроен скептичнее остальных.
– Нет, ей подарили! – доказывал Крис. – Она точно из Эвитана! Там точно такая рябина растет!.. Анри, посмотри!
Подключить к лицезрению чудо-птицы и подполковника Кристиан не успел – в двери зазвенели ключи.
Сами квиринцы обычно не считают нужным держать слово, данное чужеземцам, но в чужие клятвы верят охотно. Впрочем, мало какой уважающий себя эвитанский дворянин пойдет на клятвопреступление. Или даже не дворянин, а тот же Жан Вальден и подобные ему…
Пленные эвитанцы все до одного дали слово чести не пытаться сбежать. И поэтому в пределах тюрьмы пользуются относительной свободой перемещения. Бывший корнет королевской армии Серж Кридель тоже поклялся. Когда попал сюда...
Собственно говоря, по возрасту ему сейчас положено толкаться у окна вместе с остальными - радуясь солнечному дню, ясному небу… и прилетевшей на карниз любопытной птахе. Кридель – не Анри Тенмар, что старше всех по званию. И не Шарль Эрвэ или Рауль Керли, которым под сорок. Серж – корнет, ему восемнадцать лет, он должен... Да ничего и никому он уже не должен!
Юноша отвернулся от остальных, накрыв подушкой голову. Он не хочет никакой "свободы перемещения"! Он хочет застрелиться или вернуть себе настоящую свободу. Оказаться дома, увидеть родителей! Он...
Знал бы заранее – застрелился бы еще там, на квиринской границе! Нет, там Серж уже разрядил пистолеты... Ну, закололся бы фамильным кинжалом, значит!
А здесь… Отобрали всё оружие, сволочи! Не вешаться же и не разбивать себе голову о стену. Такое недостойно эвитанского дворянина!
– Корнет, отставить меланхолию!
Голос Анри. Подполковника Анри Тенмара. Одного из вожаков проигранного восстания. Командира неуловимого в течение многих месяцев "летучего отряда". Живой легенды. Товарища по камере и такого же смертника с неизвестной датой казни...
– Прошу прощения, подполковник! – Серж вылез из-под подушки и честно попытался отсалютовать сидя. Кажется, получилось. – Разрешите остаться в камере!
– Не разрешаю, Серж. Разрешаю идти с остальными. Вольно, – в черных глазах Анри плещется смех. Как он может смеяться в таком месте?!
– Не вешай нос! – Конрад хлопнул Сержа по плечу. – Привыкнешь!
– Что?! – Серж не понимал только одного: как они все тут не свихнулись за полтора года?! Или уже давно спятили, просто этого не понимают? Он в этой тюрьме, этом городе и этой стране меньше месяца. И вот-вот взвоет волком! Квиринцы, гады, лучше бы сразу убили, чем здесь держать!
– Она опять сюда летит! – Криса, корнета Кристиана Триэнна, самого юного из военнопленных, вряд ли оторвешь сейчас от окна и новым званием. Не то, что какой-то там "относительной свободой"…
– Да она их нам подарить хочет! – хохотнул Кевин. И он заразился! – Вон клюв в решетку суёт.
– Птица – дама, – наставительно заявил Рауль. – Кому захочет – тому и подарит...
Крис, поддержав игру, осторожно протянул руку к ожерелью. Разборчивая крылатая гостья немедленно перелетела на другой конец окна. И вновь сунула клюв между толстыми прутьями. Украшение на черной, блестящей шейке переливается в солнечных лучах. Багряно-осенними камешками. Под рябину только крашеными – теперь это заметно. А сначала показалось – настоящие ягоды…
– Не-а, не мне! – Крис даже разочарован. – Подходи следующие…
Подбадривающе-насмешливые улыбки «боевых офицеров», дружеские толчки в бок, легкие смешки. В свою очередь на свидание с крылатой «дамой» отправился Конрад Эверрат. И остался ни с чем...
А игра уже захватила узников всерьез. Будто и впрямь поверили, что «дама» хочет кого-то из них одарить – самого достойного на свой птичий взгляд. По крайней мере, разочарование на лицах «отвергнутых» юношей – самое настоящее.
Как они могут заниматься подобной ерундой, когда всё так серьезно?!
Серж раньше вовсе не такими представлял себе проигравших мятежников. Серьезны разве что Анри и Шарль с Раулем - да и то не всегда. И пусть уж лучше капитан Керли будет хмурым, а то остроты у него... Остальные же "воины" и вовсе - почти всё время шутками перебрасываются да байки травят!
Серж не думал, что всё будет так. Творец Милосердный, корнет Кридель вообще ничего такого тогда не предполагал!