Ольга Ружникова. Изгнанники Эвитана.

Глава четвертая.
Аббатство святой Амалии.

В древние времена на затонувшем еще в незапамятные времена острове Анталисе правили трое братьев-богов – Аристид, Кронос и Орм. И сильны они были своим единством, пока не пришла дева по имени Смерть и не забрала одного из них. И погибли оставшиеся братья поодиночке, и некому стало хранить прекрасный Анталис, и погрузился он в воды морские навеки…
Эту легенду Ирия в детстве перечитала раз десять. И каждый раз плакала над трагической гибелью Аристида – доброго бога целителей. Наверное, он был лучшим, раз братья без него не справились… Или Смерть могла забрать любого – поодиночке или вдвоем легендарные хранители Анталиса были обречены.
Но в жизни так не бывает. Иначе Регентов тоже давно перебили бы  поодиночке. А значит – и один в поле воин.
Тем более что коварной деве Смерти не помогал никто.
Можно не сойти с ума в любом месте - Ирия Таррент убедилась в этом за недели, прошедшие после того единственного разговора с очередной предавшей ее родственницей. О матери девушка старалась не думать, и у нее это почти получалось. Ирия любила маму... когда-то. И подобные мысли дочь Эдварда Таррента больше не пугали.
Отца она вспоминала чаще – почему-то теперь осталось в памяти лишь хорошее, словно смертью он искупил все свои вольные и невольные грехи последних двух лет. Он больше ни в чём не виноват, а вот его убийцы – виновны. Они погубили и Ирию, и ее отца - и когда-нибудь за всё заплатят! Сполна!
Она умирать будет – не забудет трусливо-равнодушный взгляд Леона и холодный голос Полины: "Уведите ее!" Какой глупой была Ирия, отчаянно твердя: "Я невиновна!" - настоящим убийцам. Леон-то прекрасно это знал. И равнодушным взглядом проводил ее в тюрьму: преступник – осужденную…
Что ж, он потерял право зваться ее братом. И если судьба даст Ирии шанс вырваться отсюда – следующим лордом Таррентом точно будет Чарли! Она – не мама... то есть, не Карлотта, и сестре Чарльза Таррента - плевать, что в нём нет крови Гарвиаков. Есть - папина, а если и нет – лучше невинный ребенок (неважно – чей!), чем Леон и его потомки, воспитанные им же. Графская корона не будет наследоваться сыном отцеубийцы, или дочь этого отца – не Ирия Таррент!
Папина смерть, предательство родных, одиночное заключение сделали свое дело – Ирия окончательно перестала ощущать себя ребенком или зависимым от кого бы то ни было существом. Никаких мачехи, брата и матери у нее больше нет. Они переступили через нее – она переступит через них. Только бы вырваться отсюда!
В камере становилось всё холоднее, но Ирия упорно хотя бы на час-два в день открывала ставни. Она не прекратила ежедневного мытья и при этом ухитрилась даже не простудиться. Долгие часы вынужденного безделья узница тратила на тренировки – это и согревает, и укрепляет мышцы, и не дает сойти с ума. Пока ты чувствуешь себя сильной – ты жива!
Гимнастика, бег на месте, борьба, которой учил отец, фехтование "с тенью против тени" – тоже спасибо папе… Девушка повторяла наизусть математические формулы, баллады, романсы, рыцарские романы, исторические хроники со всеми датами и героями, легенды и предания, прочитанные в детстве.
А каждую ночь, прежде чем заснуть, Ирия с неведомой ей раньше холодной рассудочностью представляла, что будет делать, когда, наконец, получит свободу.  Особенно - что сделает с Полиной... и Леоном.
Невыносимее всего донимали даже не холод и голод, а отсутствие в камере книг – любых. Девушка сейчас обрадовалась бы житию самого занудливого святого! А еще больше – перу, чернилам и бумаге!..
О судьбе сказок, оставшихся в замке Таррент, лучше не думать. Они давно стали растопкой для личного камина Полины. Восстановить их когда-нибудь вряд ли удастся – одни и те же слова редко ложатся в прежние строки… значит, будут другие сказки и новые истории о чужой любви и чужой дружбе! Потом. Когда амалианское аббатство останется в кошмарном, но далеком прошлом.
Еще мучительнее грызли мысли о сестренках. Особенно - о самой слабой из них. И это – не Иден. Младшая всегда была немногословной и рассудительной – чуть ли не с рождения. Но Эйду ей не защитить. Иден – всё-таки не скандалистка Ирия, а Леон – не Эдвард Таррент, и сёстры ему безразличны. Только бы не решил, что еще и опасны…
В этот вечер Ирия привычно задержалась у окна, кутаясь в жесткое, но – как выяснилось – сравнительно теплое одеяло. Ветер месяца Сердце Осени, как всегда, развевает волосы, остужает лицо… И, несмотря на тоже ставший привычным, пробирающий до костей холод - так хочется подольше не закрывать ставни, не оставаться наедине с духотой, а просто стоять и стоять здесь - вдыхая свежий, пусть и сырой воздух! И смотреть, как стелется по небу клин журавлей, летящих на юго-восток. В Квирину, наверное...
Ирия улыбнулась. Может, это – уже начало безумия, но так хочется присмотреться к птицам! Понятно, что та, знакомая, давно потеряла бусы. Да и в стае журавлей маленькой серой птахе - не место...
Всё равно! В тюрьму... в монастырь – что хуже любой тюрьмы! – замуровали, так теперь уже и на птиц полюбоваться нельзя?! Без всяких бус? Ирии и так почти всё теперь "нельзя"! Даже жить.
– Одинокая птица, ты летаешь высоко...
Это что – где-то в глубине сознания поет будущее безумие? Хотя, почему «будущее» – судя по визитам призрака (кстати, куда он делся?), Ирия спятила еще в замке. И всё же… Узница невольно огляделась, прислушалась...
– ... И лишь безумец был способен так влюбиться...
Рокот бьющихся о скалы волн, вой осеннего ветра. И чей-то голосок – тоненький, едва слышный. Доносится определенно из-за окна. Справа, со стороны стены. А во дворе никого нет… Творец милосердный, это же поет другая пленница!
– Одинокая птица, ты летаешь высоко,
И лишь безумец был способен так влюбиться,
За тобою вслед подняться, за тобою вслед подняться,
Чтобы вместе с тобою разбиться,
С тобою вместе разбиться,
С тобою вместе разбиться!.. [Стихи И. Кормильцева.]
– Эй! – Ирия, решившись, приникла к решетке. – Кто ты? Меня зовут Ири, Ирия Таррент!
Голосок смолк. А когда дочь лорда Таррента уже потеряла надежду на ответ, прорыдал – громче, чем до этого пел:
– Меня зовут Ирэн Вегрэ!..
Вегрэ. Южанка. Не считая собственной матери и Полины, южан Ирия в последний раз видела во время восстания. С одним из них – Анри Тенмаром – даже разговаривала. Даже... А ещё – он погиб, пытаясь ее спасти! Что за проклятый мир, где умирает за тебя полузнакомый офицер, а предают - родные люди?!
– Пожалуйста!.. – Теперь девушку слышно громче – узница уже кричит! А ветер воет, соревнуясь с несчастной Ирэн! Впрочем, счастливые здесь находиться не могут. – Если ты когда-нибудь будешь в Тенмаре и встретишь Клода Дарлена, скажи ему: Ирэн его не забыла и не бросила, ее просто... ее навсегда заперли здесь!.. – глухие рыдания прервали голосок бедной девушки.
– Ирэн... я обещаю… но ты выйдешь раньше меня! Если найдешь моих сестер... дочерей лорда Эдварда Таррента, скажи им: их сестра Ирия ни в чём не виновата!..
– Обещаю! Но меня никогда отсюда не выпустят!..
Заскрипевшее окошечко на двери явило желтолицую постную рожу. Новую.
– Бери еду и воду и кончай орать! – расщедрилась на непривычно длинную фразу очередная грымза в сером балахоне. Эти… дамы менялись уже раз пять или шесть – очевидно, чтобы узница не успела с ними сговориться. – Еще раз заорешь – переселишься в подвал! К голодным крысам!
Крыс Ирия уже не боялась. Люди куда хуже!
– Связанная по рукам и ногам! – напомнила подробности угрозы монахиня. Не иначе – с той, первой, вместе сочиняли. – Через денек-другой то, что от тебя останется, из подвала и вынем! – она расхохоталась, довольная собственной шуткой.
Ирия быстро взяла у мымры кашу, хлеб и кувшины с водой – грязную заберут позже. И облегченно вздохнула, когда окошко захлопнулось. И подобной серой мыши дочь лорда Таррента еще пыталась в первый день что-то объяснить! Да лучше всю жизнь молчать, чем с такой разговаривать!
Когда-нибудь придет время – и Ирия Таррент сроет этот монастырь! На Птичьем острове будет симпатично смотреться рыбацкая деревня. Раз уж сад в таком месте не разбить…
Почему-то в эту ночь Ирии всё вспоминалась и никак не давала покоя одна из произнесенных матерью фраз. Причем не самая жестокая.
... – Я никогда никого не предавала.
– Ты в этом уверена?..
Почему «сестра Валентина» сказала именно это? Тогда Ирия решила: чтобы оставить последнее слово за собой.
Откуда же взялись сомнения теперь? Ведь Ирия Таррент на самом деле никогда и никого не предавала!
В эту ночь она, как всегда, долго не могла уснуть...

Сады… Вечнозеленый сад, а в центре его – святилище. Среди фонтанов.
Святилище богини Любви. Самой светлой и доброй среди Живущих в Светлом Ирии - но и самой жестокой из них. Ведь нет ничего страшнее, чем оскорбленная любовь…
...Призрачный мерцающий свет. Прозрачная фигурка со свечой в тонкой руке. И сквозь бледный силуэт – серый обшарпанный камень монастырской стены.
Старые знакомые. На сей раз Ирия даже не испугалась. А она-то думала, в этом аббатстве к ней только местные невинно убиенные рано или поздно в гости заявятся. Ну и пусть бы явились. Лучше привидения, чем никого! Сходить с ума – так сходить. Можно подумать, сады и фонтаны снятся узникам, сохранившим здравый рассудок…
Единственный призрак, появление которого Ирию действительно расстроит – Анри Тенмар. Его прозрачная тень на стене будет означать, что той злой весной ледяные воды Альварена сомкнулись над головой храброго майора навсегда... Или подполковника? Нет, он был слишком молод.
Почему «был»? Почему черноглазый герой не мог выжить - пусть и в ледяной воде, пусть с раной в груди?!
Ирии хотелось верить в чудо, и сейчас - больше, чем когда-нибудь прежде! Тогда и она выживет! Анри преодолел ледяное, гибельное озеро – а она преодолеет ледяные, не менее гибельные стены хищного аббатства. Должна же быть справедливость в этом мире!
– Здравствуй! – кивнула Ирия призраку и села на жесткой постели, кутаясь в единственное одеяло из грубой шерсти. Замерзать лишний раз – совершенно незачем.  – Добро пожаловать. Извини, угостить нечем.

– Так уж вышло, не крестись,
Когти золотом ковать. –

Мерцающая фигурка, медленно скользя по воздуху, приблизилась к Ирии. -

Был котенок – стала рысь,
Мягко стелет – жестко спать!..

– Ты о чём-то хочешь меня предупредить? Да?
Призрачная девушка вскинула руку - правую. В левой – бледно-золотистая свеча лунного оттенка. На указательном пальце червонным золотом хищно сверкнуло старинное кольцо с гербом. Ирия никогда не жаловалась на зрение - но то ли тусклое мерцание свечи слабо разгоняет ночной мрак, то ли еще что тому причиной - только дочь лорда Таррента не сумела разглядеть герб.
– Колечко-колечко, возьми человечка! – пропела девушка-призрак. Что за камень?.. Черный такой? Помнила же Ирия название, почему сейчас забылось?!
Черный?! На перстне только что был алый рубин!
– Убьешь человечка, получишь колечко!
Вроде бы и бояться сейчас нечего, так почему холодный пот до костей прошибает?! В холодном, между прочим, помещении! Простудишься на самом деле, кто лечить будет? Призрак? Ухаживать здесь некому. Да и лекарств никто не даст. Они стоят дороже жизней всех заключенных вместе взятых.
Мысли лихорадочно мечутся в голове. Какого еще человечка? Полину? Леона? Роджера Ревинтера... то есть теперь он виконт Николс, чтоб ему сдохнуть! Короля Карла? Ого, размахнулась!
И что такого зловещего в кольце? Что оно символизирует? Там на гербе – пиратский череп с костями? Или замужество с каким-нибудь седоусым чёрным вдовцом, уже уморившим пять жен до Ирии?
Да всё не так страшно, как это аббатство, и любой седоусый - смертен! А великие чернокнижники из легенд только в легендах и существовали. Сотни лет не пройдет – и Алексис Зордес-Вальданэ запросто превратится в жуткого черного мага, продавшего душу самому Темному и теперь обреченного на вечное проклятие. И вследствие этого – пьющего по ночам кровь девственниц и младенцев... А его жена – красавица Кармэн Ларнуа нир Вальданэ – будет в такой крови купаться с целью навсегда остаться молодой. После легенды о святой Амалии Ирия уже ничему бы не удивилась.
Что же всё-таки за кольцо?
– Помощь принимай – сестру не отдавай!.. – пропела дева-привидение, шелестя светло-зеленым платьем. Зеленым? Его цвет почти не разобрать – всё бледнее силуэт, тише голос…
– Подожди! – в отчаянии вскрикнула Ирия.
Какую сестру? Эйду?! Иден? Кати - сестра лишь на словах... Кому не отдавать? И кто вообще вздумает предлагать Ирии эту "помощь"?!
– Что ты имела в виду? Какое кольцо? При чём здесь кольцо? Кому не отдавать сестру?! Как мне отсюда выбраться?!!! Ответь мне!!!..
– Не ошибись. Открой окно...
И девушка исчезла, а келья вновь погрузилась в печальный мрак...

Еще несколько мгновений Ирия сидела на месте. Успокаивая бешено колотящееся сердце, обнимая руками колени и кутаясь в одеяло. А потом - проворно вскочила и метнулась к окну. Задвижку нащупала инстинктивно – за пять недель в этом кошмарном месте тело изучило обстановку узилища до мелочей, захочешь – не промахнешься.
Яркая, как чахоточный румянец, полная луна мигом высветила все закоулки кельи. Ирия, сама не зная почему, мгновенно отшатнулась от окна и тут же выругала себя дурой. Кто может тебя увидеть, истеричка?! Кто вообще станет бродить по острову под окнами аббатства - да еще ночью? Зачем?!
С берега узниц тем более не разглядеть. Какая уж луна – костер в светлую ночь не поможет!
Прильнув к ледяному камню щербатой стены, Ирия осторожно выглянула в окно. Конечно же – никого там нет.
Одеяло – выпущенное из рук, пока бестолковая девчонка шарахалась от безвинной луны – соскользнуло на пол, и ледяные лапы ветра ласково прошлись по плечам и шее Ирии. Девушка поспешно наклонилась за импровизированной накидкой… И до ушей донесся еле слышный плеск воды.
Ирия раньше часто читала, что у узников иногда до предела обостряются зрение и слух, и всё же очень внимательно прислушалась - не веря самой себе. Нет, не померещилось! К берегу с правой от ее камеры стороны аббатства сейчас подплывает вёсельная лодка...
Узница с трудом заставила себя вновь выпрямиться во весь рост – ноги ослабели как у больного лихорадкой. Да и трясет не меньше.
Вот так и сходят с ума! И нет ничего хуже, чем дать надежду, а потом отнять! И ведь умом понимаешь, что не за тобой это! Что это - не приказ о помиловании, и не неведомый спаситель. Но уже ждешь шагов на лестнице, скрипа ключа в проклятом замке ненавистной двери... Или начинаешь оценивать решетку на прочность – легко ли будет ее перепилить?!
В коридорах Ауэнта редко раздаются шаги. И за те мгновения, что в двери проворачивался ключ, Ирия почти успела поверить, что это пришли спасители...
А после ухода притащившего последний ужин слуги едва не разревелась.
Тогда она сдержалась. Потому что продолжала верить. Потому что был жив папа…
…В эту ночь каменное спокойствие Ирии разлетелось, как дым. Она то садилась на топчан, то начинала лихорадочно бродить кругами – почти метаться по камере! Она ждала, ждала, ждала...
Когда за окном привычно засерился еще один унылый, промозглый рассвет с моросящим дождем, Ирия Таррент рухнула на кровать лицом к стене и отчаянно разрыдалась - от разочарования, от сразу всех рухнувших надежд… И от ненависти. К себе – дуре такой, к тем, кто запер ее здесь, а теперь еще и к призраку – последней, кто еще мог предать Ирию и не замедлил сделать это!