Ольга Ружникова. Изгнанники Эвитана.

Глава девятая.
Лиар – Лютена.
2992 год от прихода Творца, конец месяца Рождения Весны – середина месяца Сердце Весны.

– Ты ведешь себя как последняя дура! – прошипела в ухо Ирии мать.
Их заперли в этой келье, но не связали. Зачем, если решетка на окне и солдаты за дверью?
Эйда тихонько всхлипывает...
– А ты ревешь, как корова! – прикрикнула Карлотта.
Сестренка испуганно смолкла, шмыгая носом.
– Я не стану жить с каким-нибудь мерзавцем! – резко ответила Ирия матери.
– Кто тебя просит с ним "жить"? – совсем тихо усмехнулась Карлотта Таррент. – Одну из вас уже сегодня ждет замужество. Постарайтесь, чтобы доставшаяся вам мразь не дожила до утра.
Эйда чуть не задохнулась от ужаса. А мать неожиданно прижала к себе Ирию:
– Ты должна была перерезать горло этой глупой курице, а сама бежать с Анри Тенмаром, пока было время, – прошептала мать в самое ухо средней дочери. – Никогда нельзя брать с собой лишний груз... Эйда бы вам только помешала. Я бы тебя прокляла... но вы остались бы живы! А теперь – слишком поздно. Благородство – очень глупая вещь, запомни это, если выживешь.
Эйда пугливо оглянулась на них. Вряд ли она слышит, но, наверное, догадывается...
– Это должна быть ты, – мать медленно перебирает светлые волосы Ирии. – Ты сможешь убить кого угодно. Теперь - сможешь. А эта мокрица не зарежет и курицы!
Эйда – не мокрица. Она просто - обычная, хорошо воспитанная девушка, которую не растили для таких ужасов. Вот она и не справилась. А сама Ирия? Ее растили – что, для этого? Для змеевой "брачной ночи" с какой-нибудь "мразью" и последующей казни за убийство "верного слуги короля"?!
Ирия обняла за плечи безучастную "мокрицу" Эйду, уткнулась лицом в ее светло-русые, пахнущие летней ромашкой волосы, и молча сидела так, пока не перестало першить в горле. И не прекратили упорно наворачиваться на глаза проклятые слёзы...

На любимой картине отца пасутся олени. Целое стадо оленей. В детстве это полотно висело над кроватью Ирии, и они ей часто снились…
Лязг засова. Сколько пленниц продержали здесь? Полчаса? Полночи?
А сердце при появлении врагов даже не дрогнуло – оледенело оно, что ли? Или устало бояться?
В келью ввалились тот самый надменный вельможа в сером и его мерзкий сынок - убийца Анри. Ирия с мрачным удовлетворением отметила, что губа негодяя всё еще кровоточит. И не сдержала усмешки...
– Итак, Роджер, какую девушку ты предпочитаешь? – рыбий голос вельможи прозвучал совершенно буднично. Как будто речь идет об обычном сватовстве. Хотя, если мир перевернулся, может, это теперь обычно? Стая шакалов против одного волка – обычна? Подобный брак – обычен?
– Мамашу, как ты понимаешь, я тебе не предлагаю. Ее муженек еще жив... пока.
Ирия смотрела на старого подлеца во все глаза, чтобы ничего и никогда не забыть. Если папа погибнет, этот гад – теперь Ирия знала его имя: Бертольд Ревинтер – должен умереть! Хотя и так уже – должен...
Краем глаза девушка глянула на мать: ей-то сейчас каково?! Но на лице Карлотты Таррент, урожденной Гарвиак, прочесть нельзя ничего. Да что же она – каменная?!
– Младшую, конечно, – хищно оскалился Роджер Ревинтер и мстительно ухмыльнулся. – Ту, что полезла со мной драться!
Ирия похолодела и содрогнулась. Вот теперь сердце проснулось – чтобы заколотиться от ярости… и не только от нее, если быть совсем честной!
Ирия прирежет эту мразь при первой же возможности, она сотрет его с лица земли, но, все силы – Светлые и Темные! – что он успеет с ней сделать до этого?!
Ирия была бы совсем не прочь повторить тот поцелуй с Анри – неважно, грех это или нет в глазах продажных церковников. Слёзы чуть сами не навернулись на глаза при воспоминании о смерти благородного офицера. Еще не хватало разреветься в присутствии этих зверей!
Но Анри – другое дело, а вот Роджер Ревинтер ей омерзителен. В лучшем случае Ирию просто вырвет!
– Вот этого звереныша?! – ледяным голосом оборвал буйные фантазии сына министр финансов и один из новоявленных Регентов. – Хочешь прожить ровно до того часа, как заснешь в ее нежных объятиях? Или съешь или выпьешь что-нибудь в ее присутствии? Бери старшую и радуйся, что у тебя умный отец.
– Пожалуй, ты прав! – Роджер, всё так же ухмыляясь, подошел к Эйде и резко вздернул ее подбородок, вынуждая девушку поднять голову. Ирия прекрасно понимала, что сейчас может быть в сестренкиных глазах – ничего, кроме ужаса, отчаяния и мольбы! И, похоже, ревинтеровское отродье это устраивает!
– Пойдем! – он рывком поднял сжавшуюся в комок Эйду и повел, почти поволок ее к выходу из кельи...
До сестренки, кажется, только сейчас дошло, что утопиться было лучше...
– Мама! – пронзительно заорала она, рванувшись назад с той же силой отчаяния, что и час тому назад из рук сестры. У Эйды почти получилось вырваться. Увы, "почти" – не считается...
– Стойте! – Ирия затравленно оглянулась на мать, просидевшую всю эту сцену с каменным лицом, на прежнем месте и в той же позе. Не шелохнулась Карлотта Таррент и сейчас.
– Эйда – несовершеннолетняя. Вы не можете выдать ее замуж ни за кого без разрешения главы семьи! Вы сами сказали, что наш отец жив!
Сейчас выяснится, что он схвачен и его казнят через час! А мама даст разрешение на что угодно…
– Ирия, они знают законы не хуже нас с тобой, – бесцветным голосом произнесла мать.
– Куда он денется, ваш папенька? – почти ласково усмехнулся Бертольд Ревинтер. – Как же он откажется выдать замуж обесчещенную девицу? Зачем же ему такой позор для семьи? А если она уже будет вынашивать... э-э-э... плод греха?
Прежде Ирия о таком только читала в балладах. Но там героиня или закалывала себя на сих словах "верным фамильным клинком", или ее как раз в этот момент являлся спасать благородный рыцарь, которого непонятно где носило до того времени. Увы, единственный рыцарь, которому было до Ирии и Эйды дело, погиб час тому назад...
– Когда я тебя убью, ты будешь умирать дольше, чем самый паршивый шакал! – отчетливо выговорила Ирия, в упор сверля врага немигающим взглядом.
Так вот каково оно, когда сердце вот-вот разорвется от ярости…
Мерзавец дернулся - будто кнутом обожгли. И толкнул Эйду в руки Бертольда Ревинтера:
– Отец, дай-ка мне сначала эту минут на пять, я управлюсь!.. – шагнул он к Ирии. Вельможа заступил ему дорогу:
– Охолони! – прошипел достойный папаша достойного сыночка. Едва слышно - но слух Ирии сейчас обострился до всех возможных пределов. – Я тебе дам – "управлюсь"! Управится он! Сам в Ауэнт захотел?! Здесь не Восток! С "этой" разберутся Регентский Совет и палач.
Эйда с порога обернулась к Ирии.
Невозможно описать всё, что уместилось в огромных серых глазах сестренки. Потому что во взгляде разумного существа никогда не должно быть столько затравленности, отчаяния, безнадежности!
Ирия опустила глаза, борясь со слезами... И почувствовала, как одна железная рука сжала ее плечо, а другая рывком заставила вскинуть голову. Как недавно Роджер Ревинтер – Эйде.
– Смотри! – прошипела мать. – Смотри!!! И никогда не смей быть такой жалкой, ничтожной, трусливой курицей!!! Смотри!!!..

Изящные копыта осторожно ступают по золотым и багряным листьям. Солнце согревает, но не жарит - Закат Лета уступает подзвездный мир Рождению Осени…
Один из оленей, обойдя заросли багульника, подошел к Ирии, доверчиво глядя ей в глаза лилово-чёрным взглядом. Девушка протянула горсть соли – и мягкие губы ткнулись в ладонь…
– Уходите… – попросила девушка. – Здесь открытое место. Охотники могут прийти в любое время…
– Они могут прийти везде, – он молчит, но ответ читается в блестящих черных глазах. – Лес не спасет, так зачем убегать? И потом – уже осень…
– Осень… – эхом повторила Ирия, оглядываясь на рубиново-золотые деревья…
Весна, а не осень. Ранняя весна. И никаких оленей, а просто пробуждение в первом из встреченных по пути монастырей. Точнее – втором, если считать амалианское аббатство. Первое утро в руках врагов. Зарешеченное окно, железные засовы на дверях и стража у порога… И тюремная карета с завешенными чёрным сукном окнами уже ждет-поджидает у ворот…
Следующие дни и ночи слились в сплошной туман без конца и начала. Путь до Лютены занимает три недели. Ирию и мать конвоировали в разных каретах. Возможности бежать арестованным не представилось – ночевать их размещали только в аббатствах и неизменно запирали в зарешеченных кельях. И это еще не считая солдат, охранявших запертые двери...
Столько аббатств Ирия не видела за все свои четырнадцать лет. Именно тогда средняя дочь лорда Таррента по-настоящему усомнилась, что те, кто живут там – действительно служат Творцу. Вряд ли у нее самой, и тем более у Эйды столько грехов, чтобы заслужить подобную Бездну Ледяного Пламени! Но аббаты и аббатисы встреченных монастырей, равно как и простые иноки и инокини, все до единого оказались на стороне бесчестных врагов.
Впереди – казнь… Странно. Можно сколько угодно размышлять, что скоро умрешь, но совершенно не страшно. Может, всё изменится на эшафоте? Ирия представит Анри Тенмара – и умрет легко.
Еще более странно, что лицо храброго офицера – тоже в тумане. Невозможно вспомнить черты…
Об Эйде Ирия тоже не могла думать. Умом она понимала, что сестра теперь обесчещена, и считается, что это - самое страшное, что только может случиться с женщиной, но... Раньше Ири думала так же. А теперь не понимала – а если человека покусала собака, он что – тоже теперь опозорен навсегда?!
Если бы мерзавец Ревинтер-младший изнасиловал ее саму, а не Эйду – считала бы Ирия себя обесчещенной или нет?! Нет! Разъяренной, взбешенной, готовой отомстить – да! И вымыться бы ей немедленно захотелось после рук такой скотины!
Но почему Ирия должна была бы считать себя виновной за чужое преступление? Почему виновной будет считаться Эйда?! Кто придумал эти дурацкие законы, по которым живут все? Угодившая в лапы (не оскорбляй честных животных, Ирия!) к подонку девушка достойна презрения, ее семья достойна казни… А победители – славы и почестей? Так, что ли?
Если удастся выпутаться живой из этой истории – Ирия больше никогда не будет что-то воспринимать как данность. Впрочем, не обманывай саму себя – живой ты не выберешься. Ну и змеи с ней, с жизнью… Эйду только жалко.
Туман в мыслях рассеялся на второй неделе пути. Когда по урывкам разговоров солдат девушка узнала, что хоть восстание и захлебнулось, вожаки еще не пойманы! Папа жив!
Как бы Ирия ни понимала, что лорд Эдвард Таррент – не герой из легенды, чтобы отбить семью по дороге… или того труднее - взять штурмом Лютену и освободить родных из Ауэнта, девушка вновь захотела жить. Всё еще будет хорошо! Восставшие одержат победу, отец освободит своих жену и детей, и они снова будут все вместе, а того мерзавца папа убьет! Обоих мерзавцев! Всё будет как раньше! Потому что думать о другом исходе невыносимо…
Прибытие в Лютену заставило сердце вновь оборваться. Отец не отбил их по пути. А здесь… здесь надежда почти угасла. Может, разумнее отказаться от нее совсем? Смириться с завтрашней казнью? Анри погиб… с чего Ирия взяла, что достойна жизни больше?
В Ауэнте Ирии наконец-то представилась возможность вымыться с головы до ног, чего она была почти лишена целых три недели. Несмотря на всю бедственность положения, девушке стало чуть легче. Еду вечером принесли тоже неожиданно вкусную – это после дорожного-то скудного пайка! К ужину даже прилагалась бутылка хорошего вина... А под коркой хлебного каравая Ирия нашла записку от матери:
"Казнь завтра. Отец вряд ли сдастся. Здесь, в тюрьме, еще Леон и Иден – не вздумай завтра орать, когда их увидишь. Мы – заложники, поэтому казнят сразу всех, кроме Эйды. Помни, что ты – дочь лорда и не должна уронить на эшафоте честь семьи.
Графиня Карлотта Таррент."
Подписаться "мама" ей, наверное, и в голову не пришло. Или она боялась, что записку перехватят солдаты. То есть, опасалась. Карлотта Таррент не боялась никогда и ничего!